– Новая Цереквия и Кетж, – указал головой один из последних беженцев, едущий вместе с женой и монахом-миноритом на телеге, полной имущества и детей. – Уже вторые сутки горят. Там, наверно, кучи побитых людей лежат…

– Это кара Божья, – сказал Жехорс. – Бегите, люди, да побыстрее! И подальше. Потому как, истинно глаголю вам, будет как нападение тому лет двести: дойдут вороги аж до Легницы. Так нас Бог карает. За грехи священников.

– Это что ж вы говорите?! – возмутился монах. – Какие грехи? У вас что, разум помешался? Не слушайте его, братья! Это ложный пророк! Или предатель!

– Бегите, добрые люди, бегите! – Жехорс подогнал коня, но еще повернулся в седле. – А монахам и попам не верьте! И воду в пригородах не пейте! Епископ вроцлавский приказал колодцы травить!

Они миновали притихшие в ужасе Глубчицы, ехали дальше, держа справа Опавские горы и массив Толстого Есёника. Направление указывали дымы, которых становилось все больше. Горели уже не только Новая Цереквия и Кетж, но и по меньшей мере пять других поселений.

Выехали на взгорье. И увидели двигающийся Табор. Длинную колонну конницы, пехоты, телег. Услышали пение.

Впереди едут хорунжие, над ними развеваются знаки. Знамя Табора – белый с золотой Чашей и девизом «veritas vincit» [694] . И вторая хоругвь, полевых войск, тоже белая, на ней вышиты красная Чаша и золотая облатка, окруженные терновым венком.

За хорунжими едут командиры. Покрытые пылью и славой воины великие вожди. Прокоп Голый, которого легко узнать по фигуре и огромным усищам. Рядом с ним Маркольт из Браславиц, знаменитый таборитский проповедник и идеолог. Он, как и Прокоп, поет, и так же, как на Прокопе, на нем меховой колпак и шуба. Поет также Ярослав из Буковины, командующий полевыми войсками Табора. Поет, чудовищно фальшивя, Ян Блех из Тешницы, гейтман общинных войск. Рядом с Блехом едет, но не поет, на боевом жеребце Блажей из Кралуп в тунике с большой красной Чашей на латах. Рядом Федька из Острога, дерущийся рядом с гуситами русский князь, атаман и дебошир. Дальше следуют вожаки городских рекрутов: Зигмунт из Вранова, гейтман Сланого и Отик из Лозы, гейтман Нимбурка. За ними – союзник таборитов, рыцарь Ян Змрзлик из Свойшина, в полных доспехах, на щите герб: три красные полосы на серебряном поле. Два едущих бок о бок со Змрзликом рыцаря также носят гербы. Польская Венява, черная буйволиная голова красуется на золотом щите Добеслава Пухалы, ветерана Грюнвальда, ведущего хоругвь, состоящую из поляков. На щите у Яна Товачовского из Чимбурка красные и серебряные зубцы. Он командует сильной ратью моравцев.

Ветер дул от Есёника. Было одиннадцатое марта 1428 года Господня. Четверг перед воскресеньем Letare [695] , которое в Чехии называют Дружебным.

Конный разъезд. Легковооруженные в капалинах и саладах, с рогатинами.

– Урбан Горн и Рейнмар из Белявы. Фогельзанг.

– Знаю, кто вы, – не опускает глаз командир разъезда. – Вас ожидали. Брат Прокоп спрашивает, свободна ли дорога. Где неприятельские войска? Под Глубчицами?

– Под Глубчицами, – насмешливо улыбается Урбан Горн, – нет никого. Дорога свободна, никто ее вам не преградит. В округе нет никого, кто осмелился бы.

Глубчицкие пригороды полыхали, огонь быстро поедал соломенные крыши. Дым совершенно застил город и замок – объект хищных взглядов таборитских командиров. Прокоп Голый заметил эти взгляды.

– Не трогать, – повторил он, выпрямляясь над поставленным посреди кузницы столом. – Не трогать больше ни Глубчиц, ни окружающих деревушек. Князь Вацлав погорельные выплатил. Договор заключен. Мы слово сдержим.

– Они, – буркнул проповедник Маркольт, – свое не сдерживают.

– А мы сдержим, – обрезал Прокоп. – Ибо мы Божьи воины и истинные христиане. Выдержим слово, данное князю глубчицкому, наследнику Опавы. Во всяком случае, до тех пор, пока хозяин Опавы будет держать свое. Но если предаст, если выступит против нас с оружием в руках, тo, клянусь именем Господа, унаследует только дым и пепел.

Из присутствующих в превращенной в штаб кузнице командиров некоторые улыбнулись при мысли о резне. Ярослав из Буковины расхохотался в открытую, а Добко Пухала радостно потер руки. Ян Блех ощерился. Очами души своей уже видя, кажется, пожары и убийства. Прокоп заметил все.

– Мы идем в епископские земли, – заявил он, упираясь кулаками в покрывающие стол карты. – Там будет что жечь, будет что брать.

– Епископ Конрад, – проговорил Урбан Горн, – вместе с Путой из Частоловиц стягивает войска под Нисой. На помощь им идет Ян Зембицкий. Подходит также Рупрехт, князь Любина и Хойнова. И его брат, Людвик Олавский.

– Сколько их будет вкупе?

Горн взглянул на Жехорса. Жехорс кивнул, знал, что все ожидают, какими сведениями похвалится прославленный Фогельзанг.

– Епископ, Пута, князья, – Жехорс поднял голову после довольно долго продолжавшегося подсчета, – иоанниты из Стжегома и Малой Олесьницы. Наемники, городские контингенты… Вдобавок крестьянская пехота… Вместе – от семи до восьми тысяч человек. В том числе около трехсот копий конников.

– От Крапковиц и Глогувка, – вставил Ян Змрзлик из Свойшина, который как раз вернулся из разведки, – движется молодой князь Болько, наследник Опеля. Его войско дошло до Казимежа, оседлало мост на Страдуни, стратегический пункт на тракте Ниса – Рачибуж. Какая может быть сила у Болько?

– Что-нибудь около шестидесяти копий, – спокойно ответил Жехорс. – Плюс примерно тысяча пехотинцев.

– Чтоб его дьявольская проказа взяла, этого опольца! – буркнул Ярослав из Буковины. – Блокирует нас, угрожает флангу. Мы не можем идти на Нису, оставив его за спиной.

– Значит, ударим прямо на него, – предложил Ян Блех из Тешницы. – Всей силой. Сомнем…

– Он расположился в таком месте, где на него трудно будет ударить, – покрутил головой Жехорс. – Страдуня разлилась, берега топкие.

– Кроме того, – поднял голову Прокоп, – время не позволяет. Если ввяжемся в бой с Больком, епископ наберет больше сил, займет более удобные позиции. Когда увидит, что у нас трудности, очнутся в Рачибуже регентша Гелена, эта волчица, и ее вредный сынок Николай. Готов решиться на что-нибудь радикально глупое Пжемко Опавский, да и для Вацлава это может оказаться крепким искусом. Все окончилось бы окружением, боем на несколько фронтов. Нет, братья. Епископ – наш самый злейший враг, так что идем что есть духу на Нису. Выходим! Главные силы – на тракт, направление Озоблога… А для братьев Пухалы и Змрзлика у меня будет другое задание. Но об этом чуть погодя. Сначала… Рейневан!

– Брат Прокоп?

– Юный Опольчанин… Ты его знаешь, мне кажется?

– Болека Волошека? Учился с ним в Праге…

– Прекрасно получается. Поедешь к нему. Вместе с Горном. В качестве посла. От моего имени предложите ему соглашение…

– Он не захочет, – холодно сказал Урбан Горн, – нас слушать.

– Доверьтесь Богу. – Прокоп взглянул на ожидающих приказов Добка, Пухалу и Яна Змрзлика, губы его кривила злая гримаса. – На Бога и на меня. Уж я сделаю так, чтобы он захотел.