– И на это аминь, – встал Войта Елинек. – Сон меня, братцы, морит.

– И меня. – Ян Колюх тоже встал, Бразда из Клинштейна и Щепан Тлах последовали его примеру.

– Да… тяжелый был день… Ты идешь, брат Чапек?

– Посижу еще. С нашими гостями.

Потрескивал огонь. Вокруг башни погуливали неясыти, тихо постукивала бабкина прялка.

– Мы одни, – прервал долгое молчание Ян Чапек из Сана. – Говорите.

Они сказали.

– Колдуна, – недоверчиво повторил гейтман сирот. – Ищете какого-то колдуна? Вы? Серьезные люди?

– Ни о каком Рупилиусе Силезце в жизни не слышал, – заявил он, когда серьезные люди подтвердили свои намерения. – Однако здесь, почитай, в каждом замке есть какой-нибудь ворожей, алхимик либо маг. Так что вполне вероятно, что и у де Бергова какой-нибудь гостит или сидит в темнице. В Тросках. Проблема в другом…

– Проблема в вас. – Оказалось, что сидящая за прялкой бабка все еще недурно слышит. – Ах, если б кого на кол насадить не было бы никаких проблем!

– Не обращайте на нее внимания, – поморщился Чапек. – Это вещь, мебель. Пан Михалец, когда от нас драпал, оставил массу вещей. Мебель, инвентарь, окорока в коптильне, вина в подвале. Герб на стене. И эту бабку. Именно в этом углу. Я хотел было ее вместе с вертушкой выгнать в людскую, так она не дала, шуму наделала. А ведь из замка не выгонишь, подохнет с голоду. Пусть сидит, пряжу прядет…

– Посижу, посижу, – фыркнула бабка. – Дождусь времени, когда пан Михалец возвернется. И вас, голодранцев, на все четыре стороны отсюда попрет.

– Так на чем я кончил?

– На том, что проблема тут…

– Да, верно. Проблема же в том, что замок Троски, возможное местонахождение вашего Рупилиуса, невозможно захватить. И осмотреть. В замок Троски не пройдешь.

– Среди нас, – понизил голос Шарлей, – есть люди, знающие, как это сделать.

– Ага, – догадался Чапек. – Те двое: получивший копытом Таулер и тот второй. Так вот советую, не очень-то доверяйте им. Будьте внимательны, особенно когда речь зайдет о подземном ходе. Вы же знаете, что все тайные проходы и подземные коридоры, якобы связывающие замок Троски с различными местами района, порой отстоящими на четверть мили, это легенды и выдумки. Трепотня. Если ваш Таулер обещает провести вас в крепость по тайному подземному ходу, то либо сам обманщик и враль, либо сдуру поверил чьей-то лжи. Обе возможности вам опасны. Мотаясь по околице в поисках тайного прохода, вы в конце концов попадете в лапы к немцам или папистам. Мы, сироты, – продолжал он, – сидим здесь, на Подъешедтье, с весны 1426 года. Если б были какие-то тайные проходы, мы бы их отыскали. Если б можно было проникнуть в Троски, мы бы проникли. Потому что бабка правду сказала: Троски и треклятый немец де Бергов для нас словно шип в заднице. Мы день и ночь соображаем, как бы отделаться от этого шипа.

– Проход, – заметил Рейневан, – может быть магическим. Вы верите в магию?

– Верю, не верю, – выпятил губы Ян Чапек. – Магии нет. А если б случайно и существовала, то для обычных смертных была бы совершенно непонятна и недоступна. То есть если что-то и есть магическое, то это все равно что его вовсе и нет. Логично?

– Аж дух перехватило, – усмехнулся Шарлей. – С такой логикой не поспоришь. Поэтому вы посоветовали бы, гейтман, оставить эту затею и вернуться домой?

– Именно это я бы посоветовал. Домой. И терпеливо ждать. Де Бергов участвовал в заговоре, идет слух, шестого сентября в Праге поддержал Гинека из Кольштейна. А тех, которые поддерживали заговор, Прокоп Голый не прощает. Уже осаждает Божка из Милетинка, вот-вот придет черед и остальных. Того и гляди де Бергову придет конец, и Троски будут наши. Со всем, что в Тросках есть. В том числе и с вашим чародеем.

– Мудрый совет, – оценил демерит, не спуская глаз с Рейневана. – Не правда ли, Рейнмар?

– Вы назвали, – неожиданно сказал Рейневан, – пана де Бергова «проклятым немцем». Других исконных немецких родов в округе нет, верно? Кроме панов фон Догна в Фалькенберге и Графенштайне?

– Угу. Есть только два эти рода. Ну и что?

– Ничего. Пока что.

– Пока что, – Чапек поднялся, – я иду спать. Спокойной ночи, братья.

– И тебе, брат.

Огонь в камине уже не потрескивал: только помигивал, то вспыхивая, то угасая. Прялка тоже молчала. Старуха не пряла. Сидела неподвижно.

– Да уж, досталось энтому замку, – проговорила она неожиданно. – Он Михаилу Архангелу посвящен, годков сто и пятьдесят стоит, годов сто и пятьдесят здешние Маркварты кличутся панами из Михаловиц. А ноне… И чтоб такая голытьба… Боже, Боже… На моей памяти здесь короли гостили… А теперь? Позор!

– Не ври, бабка, – сказал, к удивлению уже немного сонного Рейневана, Шарлей. – Нехорошо это, на краю могилы-то. Не видела ты, старая, в жизни своей короля. Разве что Ирода в кукольном-то вертепе.

– Сам ты старый, и чтоб у тебя язык отсох. А я более королей видела, чем ты дукатов.

– Где, хотелось бы знать.

– В Видне, дурень! – Бабка выпрямилась на табурете. – В Пасху лета Господня 1353-го съехались монархи этого света в Видень, там императ Карл, у коего тады жена, Анна Фальская, померла, уговаривался о малолетней Аннусе, племяннице свидницкого князя Волька. Ох, съехалось тады до Видня королей и господов…

– И значит, и ты там была, бабуля, а? Мед-пиво пила?

– Что ты знаешь, простолюдин? Глупец! А я… Ого, ладная была… Молодая… Первым меня сам императ Карл лапнул на галерее вечерней порой, через поручень перегнул, рубашку задрал… Бородой мне по шее щекотал, я так хохотала, что он из меня выскочил… Обозлился, ну, тады я его сразу в руку взяла и обратно куда след засунула. Ох, он ко мне тады: пришлась ты мне, маленька моравианочка, хошь, выдам тебя за лыцаря? Ну, куда мне тады было до замужества, кады столько пареньков красивеньких… Второй, – разомлела бабулька, – был Людовик, король венгерский. Пылкий, ну и пылкий же был мальчишечка… Потом глаз на меня король польский положил, Казимир Великий… Верно его назвали, ох верно, хи-хи…

– Врешь ты, баба.

– Рупрехт, палатин реньский… Староватый и к тому ж немец. От него ни любовных речей, ни комплиментов не дождешься, а только сразу: Mach die Beine breit! [633] Зато Арношт из Пардубиц, архиепископ пражский, у-у-у, энтот и поговорить умел, и в деле был ловок… Ох, знал он всякие штучки и фокусы хитрые. Хорош был и Пшеслав из Погожели, епископ вроцлавский, на лежанке хваткий, ничего не скажу, поляк ведь. А портянки у него воняли так, что и сам дьявол сбежал бы… Альбрехт, князь Ракуский…

Бабка захлебнулась и раскашлялась. Прошло некоторое время, пока она продолжила.

– Но лучше всех, – пустила она слюни, – меня удобрухал тады никакой не король и не епископ, а поэт один, тосканец. Мечта, не парень. Мало того что темпераментный, так вдобавок и говорил получшее всех энтих. Ну, да и верно, кошка должна ловко ловить, а парень сладко говорить. И-хэх, как он умел говорить… Даже стихами. Звали его… как того святого из Азизу. А по прозвищу… Надо ж, забыла… Рурка? Петрурка?

– Может, – вставил Рейневан, – может, Петрарка. Франческо Петрарка?

– А что, может, может, – согласилась бабка. – Может, сынок. Кто опосля стольких лет вспомнит?

Глава девятая,

Шарлей совершенно изумил Рейневана. Выслушав основы гениального плана, не ехидничал, не насмехался, не называл его шутом и чурбаном, даже не постучал пальцем по лбу, что в их дискуссиях ему случалось делать довольно часто. Выслушав положения гениального плана, демерит спокойно поставил на стол кружку пива, которым запивал сухомятку, встал и молча покинул помещение. Не прореагировал на призывы, даже головы не повернул. Даже не пнул собаку, путавшуюся у него под ногами, а перешагнул через нее с вызывающим опасение спокойствием. Просто встал и ушел.